• …cтоит одиноко
• На голой вершине сосна.

Лермонтов1

• Остров мой хмурый стоит, как в пустыне глухая могила.
• Жуткая вешняя ночь. Огневые разрывы. Бушует
• буря. То мчатся, ликуя, то бьются челом об утесы
• грешные волны.
•                                      Утром на тихий и пасмурный берег
• я по тропе каменистой спустилась. Там я любила
• грезить о сказочной встрече. Душу мою затуманить
• злобным дыханьем горбунья-судьба еще не успела.
• Было семнадцать мне лет. Соленый и сладостный ветер
• в губы меня целовал, и я гулкую песню пела:

• Посети мой остров темный…
• Ты запомнишь день сырой,
• два-три ландыша в овраге,
• ропот влаги под горой.

• Ждать тебя на берег мутный
• выйду утром, и вдали —
• да восстанут из тумана
• великаны – корабли.

• Это всё твои подарки:
• птицы яркие, цветы,
• грозди лалов и жемчужин, —
• ты мне нужен, только ты!

• Полюби мой остров дивий!
• Дай в заливе отдохнуть
• кораблям золотозарным
• и о царстве позабудь!

• Пела, потом приумолкла и шла, окруженная ветром.
• Пасмурно, пасмурно было… Одни только лужи светились
• на лукоморье унылом… Тяжелые, тусклые волны
• после ночного разгула задумались важно, и тучи,
• сумрачно-сизые тучи, низко над ними стояли,
• будто угрюмая рать, на бой опоздавшая… Чайки,
• в сумраке этом кружась, – как снежинки, блистали и гасли…

• И подивилась я диву: лежал на галечнике влажном
• темный обломок, бревно с полустертой резьбою по краю,
• а на песке серебристом были следы голубые
• голых ступней.
•                                    Отгремевшее море оставило много
• раковин – крупных, лунных, полных волшебного гула,
• полных цветного тумана; одну приложила я к уху,
• локон холодный откинув, и слышу, и слышу как будто
• голос, что пленная птица, чудный тоскующий голос

•  в лунке жемчужной печалится.
•                                                                       Вздрогнула я, огляделась:
•  тучи сизели над морем, искрились дальние чайки,
• сонно вращалась волна; и за мной, об утес прислонившись,
• словно распятый, стоял человек незнакомый, в лохмотьях
• черных, как листья растений морских, и с кровавою раной
•  на обнаженном плече… И к нему подошла я поспешно:
• «Кто ты, нежданный? Отколе?ﻕ.ﻕ.»
•                                                                           Молча на тусклое море
• он указал, а потом с утомленной улыбкою руку
•  дважды к губам прижал…
•                                                          «Ты голоден, гость безглагольный?»
•  На языке непонятном что-то сказал он протяжно…
•  Взгляд его был как напев, звенящий средь ночи глубокой…
• «Следуй, бездомный, за мной…»
•                                                                         И вверх по тропе каменистой,
•  между оскаленных скал и терновых кустов коварных,
•  вместе мы тихо пошли, и внизу, под горою, осталось
•  море, дремотное море, сулящее царства и бури,
•  море, да ветер, как жизнь моя, горький, и свежий, и вольный,
•  море, да ветер, да чайки, блестящие бегло по склонам
•  туч, угрожающих издали… – чайки, и ветер, и море…

2

• Странник у нас поселился в сгорбленной дымной лачуге.
• Братьям моим, рыбакам черногрудым, могучим и грубым,
• он помогал расставлять по взморью мережи и часто
• с ними же ночью скитался в тумане, влажном и жадном…
• Только неловок он был, как недавно ослепший, и пальцы,
• тонкие пальцы его – то на бурой хватке вёсельной,
• то в склизкой зыб<и> сетей, – белизной
•                                                                                 неуместной мерцали.
• Грозные братья мои, раздувая презрительно ноздри,
• острые щуря глаза, молчаливо за ним наблюдали —
• и вдруг, зубами блеснув, проклинали задержку иль промах.
• Страннику терпко жилось: наш обычай,
•                                                                                 привычки, законы,
• быстрый гортанный язык – все было ему непонятно.
• Я поучала его: как часто на глади песчаной
• белым витым черепком чертила я месяц двурогий,
• домик с дымящей трубой, кита водометного, лодку,
• мальчика с длинными пальцами и выкликала названья!
• Он же качал головой, улыбаясь печально и чудно, —
• точно ребенок ему предлагал пустую забаву…
• Я полюбила его любовью глухой, суеверной;
• ночи мои расцвечало зарево снов несказанных;
• дни проплывали, как тени ветрил… Когда он так тихо,
• тихо глаза поднимал, мне чудилось – шум отдаленный
• крыльев, смутные песни… Нет, обо мне он не думал…
• Ветра и моря не слышал… Он думал о чем-то безмерном,
• жутком и нежном, как даль; и лицо его странно светилось,
• словно он с мачты высокой видел страну золотую…

• Горд, своеволен он был. На досугах всегда он чуждался
• братьев моих невеселых, сверстников их бесшабашных,
• девушек бледных, крикливых, как чайки, печальные чайки,
• да сонных, злых стариков с глазами как мокрые камни…
• Помню я праздник ночной…
•                                             В просторной прибрежной пещере
• движенье, гул и огонь; по стенам слезящимся, черным,
• зáплески пламени рдеют… Стучат деревянные чаши,
• полные браги мерцающей; хохот гудящий, изгибы
• темных затылков, локтей, при свете багрово-летучем;
• девичий жалкий напев, угловато-унылая пляска…

•  Поодаль странник сидит, обхватив колена руками.
•  Тени дрожат на руках – совсем кружевные запястья…
• «Что ты не пьешь, не поешь? – задорно кричит бородатый
•  хриплый хмельной великанﻕ. – Иль ты брезгаешь нами,
•                                                                                                    тщедушный?»
• «Полно, он крепче тебя!» – кто-то шутит, и все ему вторят.
•  Тот осклабляется грозно: «Дыхом его опрокину!»
• «Ну-ка, бурлан, позабавь!»
•                                                            (Меж тем, безучастный и вялый,
•  странник на тени глядит, на багровые зыбкие пятна.)
•  Смех затаили, ждут… Великан к нему вдруг подходит
•  и, неуклюже нагнувшись, прямо в лицо ему дует,
•  мощно и шумно; а он, узкоплечий такой, тонкорукий,
•  молча встает, побледнев, как быстрая пена морская,
•  и точно взмахом крыла сшибает с ног забияку…
•  Помнится, гам поднялся. Благодушно хвалили, дивились.
•  Странник плечами повел и вышел из шумной пещеры.

•  Стало в ней душно и мне; я нагнулась, легко проскользнула.
• Черный раздвинулся свод; мне навстречу, тиха и безумна,
•  выплыла лунная ночь и, вздохнув, унесла, закружила.
•  Призрачно берег белел; безмолвному грезилось морю
•  море небесное; скалы синели; неслась я неслышно, —
•  словно самые звуки растаяли в лунном сияньи…
•  Вдруг я увидела друга, и ночь, как волшебница, скрылась,
•  нет – превратилась в единый задумчивый
•                                                                                        луч, прильнувший
•  к бледному лбу человека недвижного. Ожили звуки;
•  выслало море волну, и тихо волна возвратилась;
• странник ко мне повернулся, узнал, чуть ресницы блеснули.
• Нет, он меня не любил! Я у ног его села, и снова,
• снова нахлынула ночь голубая; сложила я руки,
• старую, старую песню огромной луне подарила:

• Хоть и рядом сидим, – ты один, я одна…
• (Серебристая в море вскружилась волна.)

• Ты безгласен, и бледен, и думой далек.
• (Просияв, наклонясь, пролилась на песок.)

• Где блуждает, скажи, твоя туча – душа?
• (Разостлалась волна, сиротливо шурша.)

• Ты не хочешь понять – я сказать не могу!
• (И волна умерла на пустом берегу.)

• Песнь моя улетела, исчезла. Странник, не глядя,
• волосы тронул мои ладонью холодной: казалось,
• радуясь звонкому дару, луна говорит мне: спасибо…

3

• Дни протекали за днями. Уж ветер опрашивал ветви:
• нет ли янтарных листков? И бредину в лиловом овраге
• мучил, и мучил березку в нашем саду убогом.
• Ах, как он стал тосковать, изгнанник таинственный! Тучи
• тяжко над морем влеклись, и глядел он все чаще, все чаще
• с бледной песчаной косы в равнодушную даль – не видать ли
• паруса, белого друга?
•                                                  А я – заклинала я ветер!
• Выйди, взыграй, волновой! Отклони корабли роковые!
• О, не пускай их сюда! Занавесь беспросветным туманом
• остров задумчивый мой, чтоб со мною б остался навеки
• царь безвестного края!
•                                                   Мольбам моим, скорбным и страстным,
• ветер лукавый не внял…
•                                                        Помню, в тот день я проснулась
• поздно, и в черный платок завернулась, и вышла лениво.
• Пасмурно, пасмурно было; к морю я шла и бессвязно
• думала все об одном, о любви своей пламенно-пленной:
• ключ бы найти золотой – пронзительно-яркое слово!
• Я очутилась у моря, и вдруг мое сердце скатилось
• в бездну. Вон там старший брат мой
•                                                                         вволакивал лодку на сушу,
• а там, далече, далече, серебряный узился парус.
• Молвил спокойно рыбак, на плечо блестящие весла
• вскинув: «Ты опоздала… Купеческий пестрый кораблец
• друга увез твоего; торопил он меня: не успеем,
• ах, не успеем подплыть! Я смеялся», – и, крепко ступая,
• брат удалился. А там, между морем и мороком, парус
• вспыхнул в случайном луче и потух – навеки…
•                                                                                                       Прощай же!
• Светлый, безмолвный скиталец. Не чуяли дольние души
• гордой твоей красоты, – но и ты, распахнула ль ты двери,
• тихие двери своих очарованных черных чертогов,
• полных сиянья, и трепета, и откровений крылатых?
• Ты не желал! Ты молчал, хоть и двигались
•                                                                                            губы, – созвучья
• были темны, как слепца сновиденья.
•                                                                   Быть может, о странник,
• ныне, в пустыне печали, не только себя я жалею.
• Если б, ах, если б меня ты душою заметил, быть может,
• море бы вдруг превратилось в ограду алмазную, чайки —
• в легкие радуги, ветер – в напев непрерывной услады!
• Царь безвестного края, – быть может, заветное счастье
• рядом с тобою прошло, а ты хоть и слышал, – не понял…

21–XII–20Груневальд