Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена

Приношу выражение глубокой признательности сотрудникам Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына (Москва) за предоставление первых и редких публикаций поэм Набокова для сверки текстов.

i

• При звуках, некогда подслушанных минувшим, —
• любовью молодой и счастьем обманувшим, —
• пред выцветшей давно, знакомою строкой,
• с улыбкой начатой, дочитанной с тоской,
• порой мы говорим: ужель все это было?
• И удивляемся, что сердце позабыло;
• какая чудная нам жизнь была дана…

ii

• Однажды, грусти полн, стоял я у окна:
• братишка мой в саду, – Бог весть во что играя, —
• клал камни на карниз. Вдруг, странно замирая,
• подумал я: ужель и я таким же был?
• И в этот миг все то, что позже я любил,
• все, что изведал я, – обиды и успехи, —
• все затуманилось при тихом, светлом смехе
• восставших предо мной младенческих годов.

iii

• И вот мне хочется в размер простых стихов
• то время заключить, когда мне было восемь,
• да, только восемь лет. – Мы ничего не просим,
• не знаем в эти дни, но многое душой
• уж можем угадать. – Я помню дом большой,
• я помню лестницу, и мраморной Венеры
• меж окон статую, и в детской – полусерый
• и полузолотой непостоянный свет.

iv

• Вставал я нехотя. (Как будущий поэт,
• предпочитал я сон действительности ясной.
• Конечно, – не всегда: как торопил я страстно
• медлительную ночь пред светлым Рождеством!)
• Потом до десяти, склонившись над столом,
• писал я чепуху на языке Шекспира,
• а после шел гулять…

v

•                                               Отдал бы я полмира,
• чтоб снова увидать мир яркий, молодой,
• который видел я, когда ходил зимой
• вдоль скованной Невы великолепным утром!
• Снег, отливающий лазурью, перламутром,
• туманом розовым подернутый гранит, —
•  как в ранние лета все нежит, все пленит!

vi

• Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный…
• Как сказочен был свет сквозь арку над Галерной!
• А горка изо льда меж липок городских,
• смех девочек-подруг, стук санок удалых,
• рябые воробьи, чугунная ограда?
• О сказка милая, о чистая отрада!

vii

• Увы! Все, все теперь мне кажется другим:
• собор не так высок, и в сквере перед ним
• давно деревьев нет, и уж шаров воздушных,
• румяных, голубых, всем ветеркам послушных,
• на серой площади никто не продает…
• Да что и говорить! Мой город уж не тот…

viii

• Зато остались мне тех дней воспоминанья:
• я вижу, вижу вновь, как, возвратясь с гулянья,
• позавтракав, ложусь в кроватку на часок.
• В мечтаньях проходил назначенный мне срок…
• Садилась рядом мать и мягко целовала
• и пароходики в альбом мне рисовала…
• Полезней всех наук был этот миг тиши!

ix

• Я разноцветные любил карандаши,
• пахучих сургучей густые капли, краски,
• бразильских бабочек и áнглийские сказки.
• Я чутко им внимал. Я был героем их:
• как грозный рыцарь смел, как грустный рыцарь тих,
• коленопреклонен пред смутной, пред любимой…
• О, как влекли меня – Ричáрд непобедимый,
• свободный Робин Гуд, туманный Ланцелот!

x

• Картинку помню я: по озеру плывет
• широкий, низкий челн; на нем простерта дева,
• на траурном шелку, средь белых роз, а слева
• от мертвой, на корме, таинственный старик
• седою головой в раздумии поник,
• и праздное весло скользит по влаге сонной,
• меж лилий водяных…

xi

•                                                   Глядел я, как влюбленный,
• мечтательной тоски, видений странных полн,
• на бледность этих плеч, на этот черный челн;
• и ныне, как тогда, вопрос меня печалит:
• к каким он берегам – неведомым – причалит,
• и дева нежная проснется ли когда?

xii

• Назад, скорей назад, счастливые года!
• Ведь я не выполнил заветов ваших тайных,
• ведь жизнь была потом лишь цепью дней случайных,
• прожитых без борьбы, забытых без труда.
• Иль нет, ошибся я, далекие года!
• Одно в душе моей осталось неизменным,
• и это – преданность виденьям несравненным,
• молитва ясная пред чистой красотой.
• Я ей не изменил, и ныне пред собой
• я дверь минувшего без страха открываю
• и без раскаянья былое призываю!

xiii

• Та жизнь была тиха, как ангела любовь.
• День мирно протекал. Я вспоминаю вновь, —
• безоблачных небес широкое блистанье,
• в коляске медленной обычное катанье
• и в предзакатный час – бисквиты с молоком.
• Когда же сумерки сгущались за окном,
• и шторы синие, скрывая мрак зеркальный,
• спускались, шелестя, и свет полупечальный,
• полуотрадный ламп даль комнат озарял, —
• безмолвно, сам с собой, я на полу играл;
• в невинных вымыслах, с беспечностью священной,
• я жизни подражал по-детски вдохновенно;
• из толстых словарей мосты сооружал,
• и поезд заводной уверенно бежал
• по рельсам жестяным…

xiv

•                                                      Потом – обед вечерний.
• Ночь приближается, и сердце суеверней.
• Уж постлана постель, потушены огни.
• Я слышу над собой: «Господь тебя храни…»
• Кругом чернеет тьма, и только щель дверная
• полоской узкою сверкает, – золотая.
• Блаженно кутаюсь и, ноги подобрав,
• вникаю в радугу обещанных забав…
• Как сладостно тепло! И вот я позабылся…

xv

•  И странно: мнится мне, что сон мой долго длился,
• что я проснулся – лишь теперь, и что во сне,
•  во сне младенческом приснилась юность мне;
• что страсть, тревога, мрак – все шутка домового,
• что вот сейчас, сейчас ребенком встану снова
•  и в уголку свой мяч и паровоз найду…
•  Мечты!..

xvi

•                       Пройдут года, и с ними я уйду,
• веселый, дерзостный, но втайне беззащитный,
• и после, может быть, потомок любопытный,
• стихи безбурные внимательно прочтя,
• вздохнет, подумает: он сердцем был дитя!

21–22 августа 1918