Песни радости, песни печали

Удивительное дело: несмотря на широкий помост, люди двигались крайне медленно. Некоторые еле стояли на ногах и чуть было не падали на соседей, создавая еще большую суматоху. Вдоль причала были выставлены бочки, полные воды, в которых отчего-то били хвостами рыбы – то ли сами туда запрыгнули, то ли кто-то забыл живца. Вдоль толпы то и дело прохаживались высокие стражи, облаченные в красные одежды, подпоясанные плетенками из китового уса, на которых мерно покачивались клинки в ножнах. Они не очень церемонились с прибывшими, истово рассматривая и мужчин, и женщин.

– Морок знает что такое! – продолжала ворчать Добродея. – Думала, мучениям конец, после четырех-то суток этой качки, а тут – на тебе! И пьянь еще эта. Сударыня, разрешите их всех распихать, чтобы мы здеся карасями не пропахли!

Ладимила лишь тихонько вздохнула, совершенно не понимая, как правильно себя повести: требовать пропустить ее, сюзеренову дочь, без промедления, раскрыв себя, либо смиренно ждать своей очереди.

– Да у него просто помешательство, – долетел до нее обрывок чьего-то разговора, – вот и распорядился всех чужаков проверять. Как будто я здесь со злым умыслом!