Кларк и Дивижн

– По крайней мере, так мы останемся в Калифорнии, – сказал он.

Мы с родителями стояли в нашей разоренной гостиной, и Роза, которая обычно от Роя отмахивалась, теперь слушала его и кивала.

– Да, лучше бы знать, где мы окажемся, – согласилась она.

Папа написал карандашом список, где какие наши вещи хранятся, и засунул листок за ленту своей фетровой шляпы.

– Не успеете оглянуться, как мы вернемся, – сказал он.

Вообще папины эмоции менялись в зависимости от того, сколько он выпил, но, когда дело касалось семьи и бизнеса, его оптимизм пока что оказывался ключом к успеху.

Я таких надежд не питала. Прогулялась по бетонному берегу реки в поисках последней песни западных жаб. Положила полевые цветы на могилку Расти в том месте, где когда-то мама сажала мяту-шисо. Как и мама, я склонялась к тому, что мы вряд ли вернемся, и если даже вернемся, то прежними нам уже не бывать.

Когда в конце марта 1942 года мы прибыли в Манзанар, там уже стояли каркасы бараков, которых было более пятисот. Мы ехали караваном в сопровождении военной полиции. Я выбралась из папиной “модели А”, и у меня сжалось сердце. Ветер выл, трепал волосы, полоскал юбку, втягивая ее между ног. Военная полиция немедля конфисковала нашу “модель А”, и у папы вытянулось лицо, как будто он наконец понял, чего мы лишились.