Кларк и Дивижн

Я была одной из двухсот нисеев, учившихся в городском колледже Лос-Анджелеса. Остальные студенты были из японских общин с северной и южной окраин, с Бойл-Хайтс и из Маленького Токио и часто кучковались по территориальному признаку. Я не принимала учебу так уж всерьез, и зиму 1942 года провела, как и Роза, большей частью работая на овощном рынке. Он изменился, как будто сильное землетрясение разрушило его фундамент. Работники стали грубей и нетерпеливей. Некоторые клиенты отказались делать у нас заказы, никак этого не объяснив. Но в одном случае диспетчер сети продуктовых магазинов прямо заявил, что это из-за того, что мы япошки.

Папу это, похоже, не слишком обеспокоило. “Еда нужна всем. Все хотят есть. И все знают, что наши овощи – лучшие”, – сказал он Рою и всем остальным. Но улыбка исчезла с его лица, как только люди вышли из кабинета.

Я боялась заговаривать о том, что Расти стал совсем плох, потому что все в семье были поглощены военными переменами. Однажды пятничным днем на заднем дворе, глядя на то, как тяжко пес дышит, я не смогла этого вынести. Потребовалось три неуклюжие и мучительные попытки, чтобы поднять и уложить Расти в тачку, которую я выкатилаа из сарая. По колдобинам бульвара Глендейл, мимо железнодорожного депо, я доставила его к магазину, где принимал и зоотехник, который вообще-то лечил лошадей.