Двести третий день зимы

– Сахара нет, Кеш, – покачала головой Нюта. – Попробуй гречишный чай пить. Он сам по себе сладковатый.

Кеша сморщился и исчез за дверью. Нюта опустилась на стул, положила лоб на скрещенные ладони. Посидела так немного, закрыв глаза. Голова гудела – низко и ровно, как масляный радиатор. Такие раскупали в первые дни зимовья, когда свободная торговля еще была разрешена. Потом ее запретили. Чтобы не кормить перекупщиков, разумеется. Славик успел притащить домой раздолбанный обогреватель, но тот сгорел на вторую ночь, еще и шторку подпалил.

– Спишь? – Голос Кеши вырвал Нюту из дремоты. – Гречишный чай – тема вообще!

Выглядел он куда счастливее, чем в прошлый раз. Нюта изобразила улыбку и начала собираться домой. Весь день она составляла отчет по результатам опытных высаживаний. И за пространными формулировками «стрессовое воздействие низкими температурами нанесло радикальный ущерб корневищам и стеблям испытуемого сорта картофеля» пряталось злорадное: «ничего у нас не получается, и у вас ничего не получится, ничегошеньки не получится, и хорошо». Радионов потом, конечно, запорет все ироничные замечания в части выводов, но в целом придраться будет не к чему. Картофель умирал, стоило снизить обогрев теплицы на два градуса ниже критического. Значит, картофеля скоро не станет. И черт с ним.