Владимир Маяковский: тринадцатый апостол. Трагедия-буфф в шести действиях

•                             Из лиловой грязи мрака
•                             лезет смерти торжество,
•                             и заразного барака
•                             стены стиснули его.

•                             Вот опять сиделки-рохли
•                             не несут ему питье,
•                             губы сини, пересохли —
•                             он впадает в забытье.

•                             Да, дела непоправимы,
•                             ждали кризиса вчера,
•                             и блестят, как херувимы,
•                             голубые доктора.

•                             Неужели же, товарищ,
•                             будешь ты лишен души,
•                             от мельчайшей гибнешь твари,
•                             от комочка, ото вши?

•                             Лучше, желтая обойма,
•                             гибель верную яви,
•                             лучше пуля, лучше бойня —
•                             луговина вся в крови.

•                             Так иль сяк, в обоем разе
•                             все равно, одно и то ж —
•                             это враг ползет из грязи,
•                             пуля, бомба или вошь.

•                             Вот лежит он, смерти вторя,
•                             сокращая жизни срок,
•                             этот серый, полный горя,
•                             полный гноя пузырек.

•                             И летит, как дьявол грозный,
•                             в кругосветный перегон,
•                             мелом меченный, тифозный,
•                             фиолетовый вагон.

•                             Звезды острые, как бритвы,
•                             небом ходят при луне.
•                             Всё в порядке.
•                             Вошь и битвы —
•                             мы, товарищ, на войне.

Все эти четырехстопные хореи – в том числе и про часового, про то, как «над его ружьем границу переходят облака», – создают совершенно особый, шевцовско-корниловско-светловский мир, пленявший не одно поколение: обязательно ночь, обязательно Гражданская война, степные травы, звезды, пули, ночной ветер, июньская свежесть, когда небо долго не гаснет; свежесть молодости, свежесть смерти. Это все он, его наследие, все то, что он не успел написать; четырехстопный хорей его детских стихов о морях, путешествиях, слонах и львицах, о песнях-молниях и майском ветре. И никто из них не выжил, никто не успел даже осуществиться, – только подхватил их ноту последний ученик Маяковского, шестидесятник Геннадий Шпаликов, единственный настоящий его наследник, покончивший с собой в те же роковые тридцать семь лет: