Владимир Маяковский: тринадцатый апостол. Трагедия-буфф в шести действиях
Так же ироничны, трагичны и полны чувства ранней обреченности были другие лучшие поэты поколения: Николай Дементьев (1907–1935), покончивший с собой в состоянии острого психоза, Борис Корнилов (1910–1938), казненный по ложному доносу, Александр Шевцов (1914–1938), обвиненный в троцкизме и тоже расстрелянный. Этот ученик Багрицкого был талантливее всех на своем литинститутском курсе, в 1934 году издал единственную – и превосходную – книжечку «Голос». В книге этой влияние Маяковского очень чувствуется: «Понимая духом слабо этих дней большой полет, несознательная баба две селедки продает», – но влияние, конечно, не прямое, опосредованное. В чем оно – сразу не скажешь, но опознается мгновенно:
- На планете мимо пашен
- И во все ее концы
- Ходят наши и не наши,
- Ходят дети и отцы,
- Ходят ветры, и мы еле
- Их улавливаем свист.
- На помятой на постели
- Просыпается фашист.
- И лежит (ему не спится)…
- Он готов
- за пятилетку
- Мне
- свинцовую синицу
- Посадить в грудную клетку.
- Он готов, но это хуже
- Для него лишь. Я в ночи,
- Растерзав на клочья лужи,
- Прохожу. Летят лучи
- Фонарей. Бежит аллея…
- Пробежала… Темен вид…
- Красный мрамор мавзолея
- Посреди земли стоит.
- Сон шагает по квартирам,
- Город грузен, город глух.
- Звезды падают над миром
- В виде точки, в виде двух,
- В виде белых, в виде алых,
- Оставляя серый след
- Над страной больших и малых
- Поражений
- и побед.
(Это немного похоже по интонации на «Колыбельную Светлане» другого автора 1913 года рождения – Александра Гладкова, который физически выжил, но морально тоже уничтожился, был совершенно раздавлен, хоть и прожил в этом состоянии почти до ста лет.)