Десятый самозванец

Акундинов, которому вдруг понадобилось отлучиться, выбежал из светелки и, через сени выскочил во двор. Поискав нужник, плюнул, и побрызгал прямо на угол. Потом, немного постояв во дворе, сообразил, что впопыхах забыл не то, что одеться, но и обуться. И, хотя еще не было настоящей зимы, но снег в ноябре уже выпал, поэтому мужик замерз и пошел отогреваться в избу.

Тимофей, заглянул в «зимник», посмотреть – как там, Конюхов-то? Войдя внутрь, невольно затаил дыхание, а потом, стоял какое-то время, дыша ртом и, привыкая к тяжелому запаху….

Под столом, на куче соломы тяжелым пьяным сном спал Конюхов. Хозяин возлежал на лавке мордой вверх, скрестив руки на груди, словно покойник. Однако, заслышав шум, Прокоп тотчас же открыл глаза и глянул на вошедшего. Увидев, что перед ним знакомец, закрыл один глаз, внимательно посматривая вторым на Тимофея.

– Как вы тут? – спросил Акундинов, хотя и так было все ясно…

– Пьем, – просипел хозяин. – Кинстантина твого, я на пол положил. Ежели на печку, али на лавку, то упасть может. Шею свернет, так с кем же я пить-то буду? Пусть на соломе дрыхнет. Не боись, я его харей вниз повернул. А то был тут у нас один хмырь, сблевнул во сне, да захлебнулся и помер…