Дочь реки

Как все расселись, снова тронулись дальше.

День нынче выдался тёплый до одури: так вышло, что после Красной горки такое нечасто было. Всё как-то непогодилось. Но уже давно скинули лёд реки, и сама полноводная Волань дышала могучей силой, пуская во все стороны пряный дух с лёгким ароматом молодой муравы, пробившейся на открытых прогалинах и пригорках. Отступили холода непостоянного цветеня-месяца[1], уступив наконец настоящему вешнему теплу травеня. Добраться бы к дню Даждьбога[2], куда нужно.

Гроза и платок теперь на плечи спустила: не преть же под щедрым весенним Оком, что, верно, сам Ярило нынче с небоската выпучил. Ждёт дня своего, греет землю, в которую вот-вот уж и семя бросать пора. Кмети и головы в сторону Грозы чаще поворачивать стали, щурились всё, словно светило само им глаза слепило. Думать надо, что нарочно: только немой, верно, пока жила она в княжеском детинце, не отметил ещё густую рыжину её волос, не попросил дотронуться, желая ощутить буйную женскую силу. Да вот только немых в дружине князя Владивоя Гневановича отродясь не держали. А потому парни тут же запереговаривались, решая уже, кому первому колкую иль жаркую похвалу девушке отпускать.