О чем молчит ласточка

Но он шел у Юры на поводу. Сбегал с ним посреди ночи к лесу, чтобы, прячась за статуями пионеров, держаться за руки и трепетно целоваться. Или просил вторую вожатую Лену во время отбоя присмотреть за отрядом, а сам уходил с Юрой под иву и спал там, лежа у него на коленях. А разве мог Володя иначе? Ведь у них было так мало возможностей побыть вместе, а так хотелось, так безудержно тянуло к нему. Володя ненавидел в себе эту тягу, едва не сгорал заживо от одних только мыслей, но и противиться не мог. Моменты, когда им удавалось остаться наедине, были невероятно светлыми и яркими. С Юрой он забывал обо всем: что вокруг них есть мир, жестокий и чужой, что, кроме них, в нем живут другие люди – непонимающие, готовые осудить… или рассказать старшим.

Но когда рядом был Юра, обо всем этом не думалось. Володя не нуждался ни в чем и ни в ком, кроме него. Единственное, о чем он жалел, что у них оставалось очень-очень мало времени, но забывалось и это.

Но самыми счастливыми моментами были те, когда Юра играл для него. Как же он это умел… Если бы Юра только видел себя со стороны. Он был прекрасен: такой вдохновленный, такой настоящий, будто в музыке и только в ней он становился собой и ей открывался полностью. Благодаря Юре Володя смог забыть о том, что болен, и поверил, что с этим можно жить и даже больше – быть счастливым. Но тогда он еще не понимал до конца, что это лишь состояние эйфории и, стоит Юре исчезнуть, Володя пропадет. Он боялся дня окончания смены, потому что придется разъезжаться по своим городам, а одна мысль о том, что они будут порознь, причиняла боль.