Самайнтаун

– Эй, – позвала она шепотом, сощурив темно-темно карие глаза с красным отливом. Оттенок крови, запекшейся на летнем зное. – Я сегодня всю ночь дежурю, а ночью пациенты неприхотливые, особо заняться нечем… Хочешь, загляну к тебе еще разок?

– Зачем? – спросил Франц, приоткрыв рот, как дурак. Несмотря на белокровие и характерную для него бледность, щеки его раскраснелись, будто кто‐то натер их свеклой. Девушки никогда раньше не навещали его ночью, тем более такие красивые, как…

– Узнаешь, – улыбнулась Кармилла. Невольно уронив взгляд на ее грудь, Франц тогда даже не заметил блеснувших за губами клыков. – Я кое-что покажу тебе.

Кармилла.

Ее звали Кармилла.

Это была первая мысль, посетившая Франца, когда он открыл глаза. Второй же мыслью было: «Твою мать, меня что, убили?!»

Вернее сказать, конечно, вырубили. Франц всегда «умирал» ненадолго и только в том случае, если его тело достигало своих лимитов. Однако привыкший к тому, что обычно к этим лимитам он толкает себя сам, Франц сначала даже не поверил. Он поднял ватные руки, сжал пальцы в кулак и разжал, будто примерял новенькие перчатки, а затем осторожно ощупал грудную клетку, откуда, из левой ее стороны, торчала деревяшка толщиной с конский хребет. Та прорвала джемпер насквозь, но благо, что не любимую кожанку – Франц носил ее расстегнутой.