Моя единственная

На часах уже за полдень, когда мы уставшие выбираемся из пыльного бетонного плена.

– Ну все ребятки, я пойду, – весело проговаривает прораб, размахивая каской. – Война войной, а обед по расписанию.

Отвлекаюсь на то, чтобы пожать ему руку, когда слышу треск чуть позади и резкий вскрик.

Да твою мать!

– Ну, осторожнее надо быть, – выговаривает Павел Александрович с сожалением. Затылок потирает.

Развернувшись, качаю головой.

– Шлепнулась все-таки?

Смотрю вниз, пока Тая всхлипывает и через сапог поглаживает правую лодыжку. Ступеньку не заметила.

– Только попробуй сказать еще хоть слово, – цедит она, поднимая затуманенные глаза.

Жалко ее становится.

– Не буду, – обещаю, наклоняясь.

– Не надо, – робко просит, пока подхватываю ее на руки. – Я тяжелая.

– Нормальная, – прижимаю теплое тело к груди, на секунду прикрывая глаза.

Этот день будто намеренно решил выжать из меня все соки. А я и так высохший. До дна.

Реально не дышу, пока тащу до «Рэнжа». Она сопит, всячески отодвигается. Не Янковский, понятно.