Шолох. Витражи лесной столицы

Но в итоге сейчас, увлекшись игрой света внутри и вокруг себя, я почти забыла о том, что Полынь сидит рядом. Если бы, исследуя себя внутренним взором, я вдруг не осознала, что моя правая рука сжимает чью-то руку, а не просто лежит на колене, я бы так и просидела весь рассвет, нежась в своем одиночестве. А так – я приоткрыла один глаз, потом второй и осторожно, чтобы не спугнуть, покосилась на Полынь.

Он сидел, подставив лицо лучам этого безмолвного, приятно тяжелого бронзового солнца, и перышки, вплетенные в его волосы, слабо колыхались. Полынь казался безмятежным и вечным, куда более старым и одновременно юным, чем он есть на самом деле, – видимо, и для него сейчас не существовало времени.

Интересно, что он представляет?

Вчера я рассказала ему о ритуале фонтана – об этих потоках, нисходящем и восходящем, – которые можно почувствовать, усилить и разогнать, чтобы весь день после этого видеть, слышать и чувствовать чуть тоньше, чем обычно. Но стал ли Полынь пробовать эту технику или нашел для себя другую точку баланса в нашей огромной, полной тишины, танцующих теней и льющегося света вселенной?