Эльфийский бык

– Я… виноват, – за свою жизнь Иван твердо усвоил, что своевременное признание вины избавляет от львиной доли морали, которая сейчас всенепременно выльется на многострадальную и, несмотря на зелье, побаливавшую со вчерашнего голову. – Я… готов принести извинения.

– Принесешь. Вот… – дядюшка подошел ближе, отчего сделалось совсем уж неуютненько, ибо был Павел Кошкин высок, широкоплеч и видом своим порождал слухи, что, дескать, не обошлось в этой вышине с шириною вкупе без инаковой крови. – Вот как окончательно протрезвеешь, так сразу и принесешь.

И подкрепил воспитательный процесс подзатыльником.

– Ай! – воскликнул Иван, причем вполне искренне. – Ты чего?

– Павел! – дверь распахнулась и на пороге, пылая праведным гневом, возникла Софья Никитична. – Что ты себе позволяешь?!

– Я? – князь Кошкин скрестил руки. – Это вы что себе позволяете?! Он… вытворяет невесть что! А ты ему потворствуешь!

– Я? – княгиня сжала было в руке кружевной платочек, потом опомнилась – на сына слезы действовали ничуть не лучше, чем обмороки.