Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится

За стеной беспечно, не соблюдая порядок и смысл строф, декламировал Фабер:

• Куда, куда завлёк меня враждебный гений?
• Рождённый для любви, для мирных искушений…

– Илья Алексеич, вы только одно стихотворение у Пушкина выучили? – спросил Бошняк.

– Да-с… – отозвался прапорщик. – Аглаю Андреевну хотел побаловать. Но так и не успел… Оно про одного француза – Андре Шенье, который пошёл на плаху из-за своих убеждений.

• Зачем я покидал безвестной жизни тень,
• Свободу, и друзей, и сладостную лень?
• Судьба лелеяла мою златую младость;
• Беспечною рукой меня венчала радость,
• И муза чистая делила мой досуг.

Фабер представлялся Бошняку нескладным, высоким, похожим на драную цаплю юнцом. Бошняк так ни разу и не заглянул к нему в каземат. Ему было приятнее думать, что в соседней камере вообще никого нет.

В красной от вечернего солнца двери тюремной камеры аккуратно лязгнул замок.

Фабер смолк.

В камеру Бошняка, стараясь не шуметь, проскользнул надзиратель.

Приход надзирателя Бошняк воспринимал как должное, вроде появления полового в трактире. Они все казались ему на одно лицо. Рождённые низкорослыми, чтобы не разбить голову о дверную притолоку. Плотно упакованные в мундир, с торчащими над воротником прозрачными пустыми глазами.