Лихо. Медь и мёд

Когда Лале занял место на козлах, Ольжана снова села на передний край скамейки и выглянула к нему из кибитки.

– Хотя, может, – пошутила она, – и вам было бы лучше, если бы я оставалась малиновкой. Тогда бы я не донимала вас беседами.

Лале прицокнул языком, и Сэдемея зашагала к большаку.

– А то вы не заметили, – он натянул поводья, – что я и сам люблю поговорить. Правда, обычно я путешествую один.

Ольжана подпёрла висок кулаком.

– Грустно, – изрекла она. – Ну ничего, ещё пара ночей под открытым небом – к нам и чудище подтянется. Втроём веселее.

Лале кашлянул, попытавшись скрыть смешок.

– Не понимаю, как вы можете об этом шутить.

– Ну а что мне, рыдать постоянно? – Ольжана отвернулась. – Пока не хочется.

Прошлой ночью она почти не сомкнула глаз. Вслушивалась в пение цикад и шелест трав снаружи кибитки, ожидая, что вот-вот тишину нарушит звериный рык. Она ворочалась на узкой скамейке и боялась разбудить Лале – кибитка не была широкой, и Ольжане казалось, что она может коснуться его, если протянет руку к противоположной скамье. Лежать так близко к малознакомому мужчине – тоже удовольствие из сомнительных.