Десятый самозванец

– Да нет, – покачал головой Конюхов. Потом, помедлив слегка, процедил: – Я ведь эту собаку, видел. Ты, когда бабу-то собрался рубить, она из-за угла вышла. Я-то испужался – думал, псина пришла, а следом – хозяин идет. Ну, думаю, залает сейчас. А она, падла, только зубы оскалила, словно бы ухмыляется!

– Ты че, Костка? – нахмурился Акундинов. – Совсем, что ли допился? Где ты там собаку-то видел? Может, скажешь еще, что по двору нашему черти с вилами бегают?

Сказать-то сказал, но от Коскиных слов и самому стало как-то не по себе. Для очистки совести Тимофей вышел во двор. За ночь он покрылся свежим снежком, который к обеду должен стаять, но пока еще был ровным и, почти что нетронутым.

Акундинов осмотрел снег, но, углядев только следочки от птичьих лап, успокоился и вернулся в избу. «Сам виноват, – решил Тимофей. – Надо было флягу подальше прятать…»

Конюхов, сидел перед столом и раскачивался на скамейке, ровно юродивый. «Как бы он, неопохмеленный-то, не помер», – пожалел дурака Тимоха и, вытащив вторую, непочатую баклажку, налил другу полную кружку.