Раб Петров

Ядвига теперь не запрещала Андрюсу выходить и лишь молила его прятать котёнка подальше от родителей и тётки и не брать с собою на улицу. «Ты что же, боишься за него?» – спросил её как-то Андрюс, пытаясь улыбнуться. «Не за него, – ответила сестра. – За тебя. И вот за них». Она кивнула на отца и мать: те с одинаковым, застывшим выражением лиц собирались в церковь.

– Мы пойдём с ними, – решительно сказал Андрюс. – Не бойся никого. Мне ничего не сделают – а изумруд Агне я больше никогда не стану носить с собой. И постепенно всё это забудется. Всё будет хорошо, вот увидишь.

Он говорил это, стараясь приободрить сестру, но прекрасно знал, что Ядвига ему не поверит. И сам он, разумеется, в это не верил.

Среди высоких шумящих сосен было светло, привольно, по-летнему радостно – но Андрюс отчего-то стремился дальше, вглубь леса, в низину. В мёртвую тишину, которую нарушало только робкое пение ручейка и комариный писк. Птицы – и те смолкали в этой чаще, а вот ароматы леса, напротив, становились яркими, тяжелыми до головокружения.