Раб Петров

Изредка натыкались на боярские подводы – вот там уж были богатые сани, холёные лошади, челядь, одетая в добрые кафтаны и сапоги. А на самом боярине и вовсе – меха, парча, драгоценные камни; боярин был тучен, важен, грозен; прочие захудалые повозки и сани почтительно уступали дорогу блестящему поезду.

Андрюс дорогою жадно расспрашивал всех, кто желал ему отвечать – что делается на свете, каков этот таинственный русский царь, о котором чаще рассказывали странное. Слышал он с удивлением, что царь тот праздной благородной жизни не признаёт; иноземцев, кто умел да к работе охоч, вовсю привечает – да и сам горазд собственными ручками работать: и плотничье-то дело знает, и на верфи, где лодки да корабли строят, хребет ломать горазд – а ещё всякой морской наукой весьма интересуется, на судах ходит простым матросом… И много ещё разных удивительных слухов было по пути про царя да его приближённых, да новую жизнь, которая в России заместо старой теперь будет. Многим, многим встречным такая жизнь была не по вкусу, иным же – и вовсе ненавистна.