Три поцелуя. Питер, Париж, Венеция. Сборник

– Ты живой?

– Черт, яйца!

– Что с яйцами? – нагнулся я к нему.

– Ты разбил мне оба яйца! – поднял он руку, от которой потянулась противная прозрачная слизь.

– Черт! – отвернулся я и еле сдержался, чтобы не вывернуло. Я отдышался: – Ну, давай в больницу, все расходы беру на себя, – помог бедолаге подняться.

– Тогда к магазину, с тебя четыре шестьдесят, – прихрамывая, двинулся к машине калека.

Странный человек покупал себе каждое утро на завтрак семьдесят граммов сыра, сто граммов колбасы, два яйца, это он мне уже потом рассказал по дороге.

– Счастливчик, – констатировал Антонио, когда мы уже зашли в подъезд.

– Кто?

– Оба! Как я тебя понимаю, – усмехнулся Антонио. – И его понимаю, а себя нет. Что со мной происходит? – полезла из Антонио откровенность, когда мы уже врезались в тепло, разуваясь и ломая каблуки о паркет в прихожей моей квартиры. – Никогда не видел в себе так мало мужчины. Чертова осень схватила меня за яйца. Напала какая-то хренотень, можно, конечно, назвать ее ностальгией, но это будет вранье: обнять некого, поцеловать некого, спать не с кем, ходишь один по лесу, а под ногами только палые прошлогодние чувства. Я даже не понимаю, что произошло, куда все подевалось. Ведь поцелуи всегда были нашим первым завтраком.