Развяжите мои крылья

– Я не ребёнок, – обиженно всхлипнула Патринка. – Я просватанная!

– Ты… Может быть, ты не хотела выходить замуж?

Патринка молчала. И, изо всех сил прижимаясь к тёплой руке старшей подруги так, как не прижималась никогда даже к матери, когда та была ещё жива, отчётливо понимала: всё… И жизнь, и счастье её, и мечты о музыке, о театре, о другой, чистой и ясной жизни без боли и тоски заканчиваются вот здесь, сейчас, в эту самую минуту. Как можно было всерьёз надеяться на то, что её никто ни о чём не спросит?

– Патринка, что ты? – встревоженно спросила Светлана, озадаченная этой тишиной. – Тебе плохо?

– Нет. – Патринка вдруг резко отстранилась, откинула с лица волосы. – Ничего не надо. Я… я сказать тебе должна. Вот это всё… Вагоны эти, солдаты… То, что цыган забрали и увозят… Это из-за меня всё. Только из-за меня!

С минуту Светлана молчала. Затем осторожно пощупала лоб Патринки. Та рывком отстранилась.

– Светуца, слушай, что скажу. Раньше надо было, да… Но я не могла. Понимаешь, мой отец… Мой отец – битиндо[5].