Карман ворон

Ароматы леса становятся ярче, насыщеннее, паутиной сияющих нитей они расходятся во всех направлениях. У лисицы густой теплый мех, и я уже не дрожу. Некоторое время бегу рядом с ней, ощущая ее силу и упоение охотой, проходящей под Голубой луной, с витающим в воздухе обещанием крови и близкого лета. Еще один миг, и мы с ней – единое целое.

Дикие звери по-иному чувствуют голод. Мой голод тих, как зима, и умерен, как старость. У лисицы же он алчный и бурный. Гонимая им, она вынюхивает в дерне лягушек и щелкает зубами, пытаясь поймать в мерцающем воздухе мотыльков. Мы достигаем реки – тут полевки и крысы, но они слишком мелки. Я бегу вдоль реки до поляны, а оттуда – до окраины деревни, где так сильно пахнет добычей. Иду по следу курицы-пеструшки до деревянного курятника и безжалостно оставляю от птицы только перья да пух.

Окольцованная серебром луна – знамение. Воздух по-летнему сладок. Желудок полон. С окровавленной пастью неспешно прогуливаюсь в луговом тумане вдоль зарослей боярышника на границе деревни. Почувствовав дымок, отпускаю лисицу, давая ей возможность уйти к детенышам. Обнаженная, уже в своем теле, ложусь в осоку. Слушаю звуки ночи, яснее других различаю перекличку сов и любуюсь долгим и медленным танцем звезд.