О чем молчит ласточка

– Надо разобрать вещи отца, – сказала мать, остановившись перед рамкой.

– Разобрал уже, – неохотно откликнулся Володя.

– Я имею в виду дома. Надо успеть до сорокового дня раздать одежду. Я не хотела напрягать этим тебя, но… все хожу вокруг них и даже в руки взять не могу. Разбери их, пожалуйста. Чтобы я приехала и не натыкалась на них повсюду.

– Хорошо, – кивнул Володя.

– Понимаешь… у меня рука не поднимается самой избавиться. Понимаешь, я хочу, чтобы все осталось как есть, чтобы еще чувствовать его присутст… – Ее голос сорвался. Володя сжал руку матери. Она собралась с силами и продолжила уже спокойно и четко: – Одежду раздай знакомым, что не возьмут – малоимущим или в церковь. Остальное надо сжечь.

– А его личные вещи куда? Книги, телефон, сувениры…

– Их не выбрасывай. Убери в кладовку. Или к себе увези. У тебя места больше, есть куда убрать.

– Понял. Сделаю.

Прощались долго, болезненно. Мать плакала, привставая на цыпочки, гладила его по голове, по плечам и груди, не выпускала из объятий и все повторяла: «Ты прости, сынок, если чем-то тебя обидела, если что-то не так сказала. Это, наверное, я виновата, что ты один». Володя бормотал: «Не говори глупости. Все нормально». Он волновался за нее: как она сориентируется, как долетит, как ее встретят, а главное – как она там будет жить без него. Но голос разума успокаивал: «Мать не оставят в одиночестве». Она летела к сестре в родной город – Москву. И, помимо Москвы, собиралась в Тверь, к Володиному дяде и двоюродному брату Вове, что не смог приехать на похороны, но настойчиво приглашал погостить.