Год черной лошади

– Эй, Заварка!

Он оглянулся снова – напротив, отгороженный потоком людей и тележек, стоял Мэлс Иванов. Чей-то фольксваген едва не подталкивал его под зад, тщетно пытаясь объехать толстого Мэлса и выбраться с парковки.

– Тю, – сказал Егор, и это незабвенное междометие тоже было оттуда, из бурного школьного отрочества.

И шагнул навстречу Мэлсу, испытывая противоречивые чувства – они с Ивановым никогда особенно не дружили. С Ивановым никто не дружил; ему даже кличку не придумывали, потому что родное имя у него было под стать самой хлесткой кличке. Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин.

Правда, иногда Мэлса звали еще «Шаман». Он был до жути косоглаз, но ни капельки не комплексовал по этому поводу. Он носил в портфеле обезьянью лапу (настоящую, засушенную), на уроках читал странные книжки на странном языке, который называл немецким, хотя англичанка (которая и немецкий когда-то учила) уверяла, что тексты в Мэлсовых книжках – полная белиберда, а картинки – просто вызов разуму. Книжки изымались и запирались в недрах учительского стола, но потом странным образом снова оказывались у Мэлса, и он снова читал их – при этом один его глаз смотрел в книгу, а другой, совершенно законопослушный – на доску…