Ковчег. Свет в конце тоннеля

Дверного проёма как такового не было, но Серг быстро нашёл округлый, почти незаметный люк на уровне пояса, где зелень обнажала гладкий овал со следами частого прикосновения. В нём ещё оставалась слабая энергия – при нажатии с лёгким щелчком внутрь втянулась хитиновая пластина, и отверстие со звуком, похожим на хруст высохших листьев, отворилось. Внутри пахло влажной землёй, засохшей биомассой и чем-то ещё… Старым, резким, металлическим. Пол покрывали сплетённые волокна, напоминавшие органическую циновку. Некоторые участки всё ещё были чистыми, как будто кто-то – или что-то – продолжало поддерживать в этом месте хоть какой-то порядок. Но в других местах ясно прослеживались следы борьбы. Повсюду валялись разбросанные фрагменты. Куски панцирей… Выломанные конечности… Оборванные тонкие крылья, вросшие в стену или заклинившие между переплетёнными элементами потолка…

Кое-что заметив, Серг остановился и пригляделся к одному из участков. На нём лежал немного странный предмет, возможно, как мог бы подумать на свой не слишком уж предвзятый взгляд сам парень, это была детская игрушка. По сути, это была весьма своеобразная хитиновая сфера, полая внутри, с тонкими музыкальными жилками. Он потянулся, осторожно поднял её, и она издала сдавленный щелчок, будто пытаясь напомнить о жизни, что когда-то была здесь. И теперь ему стало понятно одно. Это был не просто дом. Это было семейное гнездо. Тот, кто жил здесь раньше, был разумным. Не человеком, но существом со своими чувствами, своими привычками, своей культурой. И теперь всё это исчезло. На дальней стене главного помещения – что, судя по всему, служило и гостиной, и центральным узлом дома – Серг заметил нечто странное. Стены, на первый взгляд просто шершавые и затянутые узорами природной архитектуры, при ближайшем рассмотрении были испещрены резаными метками. Не случайными царапинами, а целыми рядами изображений. Верхняя часть стены была покрыта почти детскими по стилю рисунками. Там было буквально всё, что мог в своей жизни увидеть этот самый “художник”. Силуэты летающих существ… Странные грибы… Цветущие лианы… Дома, полные жизни. Ниже располагались сцены охоты. Большие фигуры рядом с маленькими, несущие пищу. Потом – резкий переход… Какие-то немного угловатые силуэты, напоминающие человека… Но не совсем. Затем появился и тот, кого Серг только что убил. Тот самый безголовый монстр, изображённый в грубых, но выразительных линиях. В разных сценах. В одной – он сидит в клетке, а вокруг толпятся какие-то гуманоидные тени… В другой – сидит перед кострищем. А потом… Последняя полоса… Темнеющая, выцарапанная с особой злостью. Там монстр – в одиночестве, на фоне горящих стен, у ног которого лежат тела. Именно в этот момент Серг ощутил странный холод, пробежавший по коже. Он медленно провёл пальцами по нижним строкам, почти не веря в то, что видел. Под рисунками находились символы. Письменность. Ряды чётких, глубоких линий, выцарапанных теми же когтями. И это был стандарт – общий язык Ковчега. Пусть и исковерканный, со странной грамматикой, он всё же был читаем.