Уродина. Книга вторая. Стрела в печень

Первым вышел стрелять Акай Кусюмов, а поручик Султанмурат Дюскаев надел островерхую шапку, отороченную волком и встал к щиту, отнесённому на сто пятьдесят метров – шагов.

– Три стрелы у тебя, капитан, – напомнил ему Брехт. – Две на пристрелку и одна на поражение цели. Не хочешь друга заменить на палку?

– Нет, генерал. О себе думай, я попаду.

Иван Яковлевич к народу повернулся. Назвать это тишиной было нельзя от слова «совсем». Пятьсот человек гудели. Каждый шёпотом делился эмоциями и прогнозами с соседом, а выходил общий мощный гул.

– А ну, тихо, кто даже вздохнёт – лично пристрелю! – Гаркнул на собравшихся Брехт. Со всей силы.

– Смирна! – завопил на своих и Семён Андреевич Салтыков.

А что, вполне себе тишина. Могут, если захотят.

– Стреляй, батыр.

Да, железные нервы только у железного человека. У Акая так, алюминиевые. Он заведомо взял выше. Три же стрелы. Фьють. Бамс. И стрела воткнулась в самый край шита, на полметра выше шапки. Народ, который видел, тот, что в первых рядах кучковался, выдохнул облегчённо, и, правда, воздуха в рот набрали и выдохнуть не решались. Фьють. Бамс. С Султанмурата сбило шапку и припечатало к щиту. Брехт смотрел на стрелка всё это время. Так-то впечатляло. Видно было, что капитан не целится в эту шапку, он стрелял чуть не в небо. Градусов сорок, ладно, тридцать пять было между прямой и тем местом, куда Кусюмов посылал стрелу. А ещё дул небольшой северо-западный ветер, и он как бы под углом градусов в двадцать дул. Не в спину, чуть вправо сносило должно быть стрелу, и лучник выбрал и эту поправку, Брехт прямо за капитаном стоял и видел, как тот сначала прицелился точно по щиту, а потом влево немного руку с луком отвёл. И никаких приборов. И даже расстояние точно не известно. Замечательная штука мозг, долго всяким искусственным интеллектам до такого мастерства расти.