Рассвет Жатвы

Друзилла грохочет по ступеням в ботинках на высокой платформе и обтягивающем комбезе из флага Панема. Шляпа – двухфутовый цилиндр из красного меха – небрежно надвинута на один глаз. Уголок ее рта запачкан желтой глазурью. Похоже, кое-кто отпраздновал мой день рождения и без меня.

– Тортик понравился? – спрашивает Мейсили.

Похоже, она ни на дюйм отступать не намерена!

Друзилла смотрит с недоумением, и Плутарх касается своего лица.

– Немного запачкалась.

За неимением зеркала Друзилла разглядывает свое отражение в окне поезда и слизывает кусочек глазури. На щеке, куда пришелся удар Мейсили, сквозь толстый слой косметики проступает синяк.

– Красавица! – восклицает Плутарх, и я понимаю: она тоже пешка в его игре, только управляется с помощью комплиментов.

– Ладно, ребята, пошли, – говорит Друзилла и шагает по платформе.

Снаружи нам выпадает секунд тридцать, чтобы глотнуть свежего воздуха; потом нас грузят в миротворческий фургон без окон. Мне нечасто доводилось кататься на автомобиле – вчера до станции и пару раз на грузовике во время школьных экскурсий, когда нас возили на шахты. Но я всегда видел, что находится снаружи. И нас не везли на смерть… Ни света, ни воздуха. Словно меня уже похоронили!