Самайнтаун

Джеку повезло, что он был не из задир. Кроткий нрав, спокойный, как Немая река, и уроки этикета от Розы защищали его свечи надежно. Лишь единожды за сто лет Джек умудрился загасить разом половину из них, и виной тому была та долгая, ужасная ночь семилетней давности, впервые заставившая его усомниться в том, что он хранитель, а не палач. Ведь пускай разозлить Джека было трудно, способы проникнуть даже под его кожуру все‐таки существовали. И Винсент был прекрасно осведомлен об этом.

Джек сжал в карманах пальцы, и клематисы окончательно превратились в порошок, хотя он собирался беречь их и носить с собой, пока не получит все ответы. Холод, взбеленив шторы, укусил прислугу за румяные щеки, навернул по всей спальне несколько кругов, смахивая со столов бумажные полотенца с журналами, и принялся ластиться к Джеку, как послушный щенок. Мэр поежился, недоуменно глядя в окно, за которым теперь было теплее, чем сделалось внутри. Джек же глубоко вдохнул и выдохнул. Одна свеча на крыльце все‐таки погасла – Джеку не нужно было видеть это, чтобы знать. Злость, уколовшая его, оказалась хищной и проголодавшейся. В разы сильнее утренней от выходок Лоры и будто бы даже опаснее той, что он испытывал семь лет назад. Каждый раз злость ощущалась как‐то по-новому, будто становилась крепче, ярче, краснее. И каждый раз Джеку становилось все труднее ее подавлять.