Иволга и вольный Ветер

Не дожидаясь моего ответа, она резко захлопнула дверь перед моим носом и залязгал запор.

– Убирайтесь!

– Да охренеть, как здорово.

Слезами в этом мире ничему не поможешь, уж это я узнать успела. И, как бы горько не было, а приходится признать, что ничего в жизни взрослых людей не поменяешь, как ни старайся, если они сами ничего менять не хотят. Когда отца последний раз закрыли, мать прямо-таки божилась мне, что назад его не примет больше никогда. Но она это же каждый раз обещала, сколько себя помню, так с чего я решила, что на этот раз у нее хватит характера? И даже не ее слабоволие бесит больше всего, а умолчание, которое в этом случае практически равно вранью.

Она нас, своих детей, в принципе любит? Как может любовь сочетаться с подобным отношением? Нет, мать, конечно, себя рвала всегда, чтобы хоть как-то нас поднять. Работала до упаду, дома чистота, одежда постирана, пусть и сто раз перештопана. Хоть и из топора, но по ложке каши каждому даже в самое лютое безденежье добывала. Но, блин! Насколько бы все было лучше в ее и нашей жизни, если бы каждый раз она не пускала отца обратно. Только что-то начинало налаживаться у нас, и хренакс! Он явился, и все пошло прахом. Прожрет все со своими дружками, вынесет из дому все, что можно продать на пропой. Даже картошку и овощи из погреба, выращивая которые, мы дружно горбатились все лето, и домашнюю консервацию, грибы, орехи, что собирали, кормя комаров. А потом ещё и проворуется, и его опять отправляют жить на казенных харчах, а мы без всего остаёмся. Мать ревёт по ночам и божится, что больше никогда, но этот гад выходит – и все по-новой.