Моя единственная

Хватаю вилку со стола и с остервенением режу подгоревшую яичницу, гипнотизируя при этом экран телефона. Как невротик.

Сказать, что я охренел, когда увидел их вместе с Янковским – ничего не сказать. И думать забыл про этого московского мажора, который ошивался рядом с ней в Турции. А она, стало быть, не забыла? Обидно. Но переживу.

Все переживу. Уверен.

– Да, – раздраженно отвечаю на входящий звонок.

– Ты там с утра на фоксе, мой мавр? – сонно интересуется Мирон. – Давненько тебя таким бодреньким не слыхивал.

– Говори, – пропускаю мимо ушей очередные подколы.

Громов шут гороховый. Но это часто спасает наш рабочий, не всегда удачный союз.

– У нас малая заболела. Ушки бо-бо.

– Сочувствую.

– Возьму день на подмогу. Подхватишь?

– Пока в городе, без проблем.

– Надо менять бригаду на Сулимова. Не нравится мне их подход. Тяп-ляп все. Материалы жалеют, потом комиссии будем пятки целовать.

– Значит, поменяем, – соглашаюсь, отпихивая благодарного за завтрак Полкана, но он все равно успевает слюнявой мордой изгадить единственные чистые в доме брюки. – Твою мать, – вздыхаю, рассматривая уродливое пятно, больше похожее на кляксу. Ну не в трико же ехать на встречу с московским дизайнером?