Моя единственная

– Может, у нас переночуешь? – спрашиваю.

– Ага, три раза. Мне жена яйца отрежет. Я домой лечу. Сейчас до Шарика домчусь с ветерком, два часа и со своими девчонками.

– Как знаешь.

«Форточка» в груди с треском захлопывается, но я усилием воли, сжав кулаки, ее открываю. И снова пусто. Идеально.

Прихватив папку и пиджак, выбираюсь из тачки.

– Все-таки эти «китайцы» – говно, а не машины, – выдаю, осматривая каршеринговое чудо.

– А я о чем, только Демидов мог на такое позариться, – соглашается Громов, не забывая словесно уколоть любимого зятя, а затем окликает: – Вано.

– Что? – оборачиваюсь, склоняясь к окну.

– Ты там поласковее с ней.

– Ага.

– Как с парашютом, Вань. Ласково-ласково, – смеется Мир, а потом становится серьезным. – Я же могу тебе доверить работу с «Формулой»? Если не справишься, тяжело будет, скажи, я возьму на себя.

– Все будет нормально. Хорошего полета.

Набрав на домофоне код, поднимаюсь на третий этаж и жму на звонок.

– О, Ванька, – улыбается сестра.

В квартире пахнет домом. «Форточка» снова колышется.