Круть

– Для сотрудника инквизиции это неразумно.

Ломас засмеялся.

– Все-таки вы не безнадежны. Наш мир – это переплетение невозможностей. Именно поэтому он непостижим для примитивного ума. Не пытайтесь его понять, пытайтесь в нем выжить.

– В рабочее время я склонен делить вещи на возможные и невозможные, – сказал я. – Из прагматизма.

– Возможное появляется из суммы невозможного, – ответил Ломас, откидываясь на спинку своего черного трона. – Вероятное – из невероятного. Если бы вы помнили все, что корпорация стерла из вашей памяти, вы бы отнеслись к происходящему иначе. Вы сталкивались и с куда более странными ситуациями, просто забыли. А я помню.

– Может быть, однажды вы позволите все вспомнить и мне?

– Почему же нет. Когда-нибудь, Маркус, вы займете мое место, получите полный допуск к служебному архиву – и тогда… Но во многой мудрости много печали.

Я поглядел Ломасу в глаза. Печаль в них действительно была. И мудрость тоже. Я не знал, то ли это мастерская настройка симуляции, то ли прямой трюк с моим восприятием. Последнее было вероятней – такое проще осуществимо. Не зря Ломас начинает каждый разговор со стакана коммутационного коньяка.