Дом в Мансуровском

Маму Юлька немножко помнила: тихая, светленькая, красивая. Маруська на нее похожа, а Юлька ни на кого: темноволосая, черноглазая, смуглая. Баба Галя говорила, что был у них в роду самый настоящий цыган, черный, кудрявый, отчаянный. Влюбился в бабку бабушки Гали и отбился от табора. Вот Юлька в него. А характером в бабу Галю – та сама говорит. Бой-баба, вот как ее называют в поселке. И она, Юлька, тоже бой-баба! То есть не баба, а девочка.

В электричке Юля загрустила: как это – оторваться от прежней жизни? Баба Галя, хоть и строгая, но внучку обожала. Покупала все, что бы та ни захотела. Отпускала куда угодно – хочешь в кино, хочешь во двор, хочешь к подружкам. Мороженое – пожалуйста! А захочется Юльке блинчиков перед сном – баба Галя покричит, поворчит, но спечет! Потому что Юлька – это все, что у нее осталось. Так она сама говорит. Дед не в счет, на деда она только орет. Ухаживает за ним, но Юлька знает – надоел он ей до синих чертей. Так она сама говорит, и Юлька ее понимает. Пользы от деда никакой, одни заботы. Юлька бабку жалеет, та стала много болеть. Вот не дай бог умрет – кто тогда будет Юльку любить? Там, в Москве, все понятно – там любят Маруську! Баба Галя сама говорила: «Не отдам тебя, будешь там на вторых ролях!» А Маруська, значит, на первых. «Ну это мы еще посмотрим!» – хмыкнула Юлька и глянула на отца. Тот был смурной, без настроения. Но, перехватив ее взгляд, улыбнулся: «Все будет хорошо, доченька!»