Двести третий день зимы

В итоге Нюта обложилась вещами тех, кто уехал. Как-то само собой так получилось.

Первой укатила Вита Просфирина. Она отдала Нюте гигантскую коллекцию пластинок со сказками и старый проигрыватель дедушки, Петра Николаевича. Скрипучие «Бременские музыканты» утешали перед сном, но запасных иголочек для проигрывателя в продаже не оказалось, и Нюта не частила, выбирала особенно мерзкие вечера, выключала повсюду свет и слушала, беззвучно подпевая: «Нам дворцов заманчивые сво-о-оды не заменят никогда свобо-о-оды…» – и начинала плакать уже на второй строчке жизнеутверждающего «ла» сразу перед ослиным «ей-ей».

После Виты поток уезжающих стал таким плотным, что очередность Нюта больше не фиксировала. Просто помогала паковать, засовывать и утрамбовывать. Искала билеты, таскала чужих кошек на прививки, выслушивала причитания их теперь уже бывших хозяев и ободряла. Забирала себе тарелки, пледы, тумбочки и вешалки, наборы чаев, банки с разносолами, гирлянды, термобелье и винные бокалы.

– Ты старьевщица, дорогая, – вздыхая, Славик целовал ее в макушку.