Жизнь за жизнь

Юля шарахнулась в сторону и прижалась спиной к брёвнам, только сейчас заметив, что стоит по пояс в воде. Ни всплеска, ни волнения – её резкое движение никак не отразилось на водной глади. Зато от бородатого старика, одетого в мешковатую рубаху с закатанными выше локтя рукавами, волны шли во все стороны, ударялись о стены и возвращались назад.

– Ох, Егорушка… Кто ж это тебя так? – вздохнул старик, поднимая из воды на руки распухшее детское тельце.

Юля зажала рот двумя руками, чтобы не закричать. Мальчик был совсем маленький – года четыре, не больше. Сначала она подумала, что ребёнок утонул, упав в этот глубокий колодец, а потом увидела жуткую рану на его светловолосой головушке, но яркая вспышка ослепила и заставила зажмурится. Детский плач, мелькание лошадиных копыт, грохот, мужские голоса… Тихие всхлипы убитого горем старика, прижимающего мокрое, холодное тельце к своей груди.

– Не-е-ет! – истошно завопила сверху какая-то женщина.

Юля села в постели и широко распахнула глаза. Сердце колотилось в груди часто-часто, и пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Настолько ярких ночных кошмаров она не видела уже очень давно. Но даже в тех, которые ей снились, олицетворением зла всегда был самый жуткий детский страх – двоюродная бабка Туриных Зинаида Трофимовна. В этом сне вроде бы и зла никакого не было, но сам момент и этот ребёнок… Всё было настолько чётким и детальным, что Юле казалось, будто она до сих пор чувствует влажный запах полусгнившей древесины.