В постели сводного брата

– Это я приготовила… – огорчённо отвечает мать сыну. – Ты же любил биточки у бабушки в детстве, сынок.

– Сама, значит? – ярость плещется на дне карих глаз. Сводный действительно в бешенстве, и причина его такого поведения явно не в подгоревшей еде. – Ты никогда не готовила! Никогда за все мои девятнадцать лет. А теперь стала прислугой для чужого мужика и ребёнка?

Пугаюсь не на шутку. Перевожу взгляд на папу. Когда его лицо приобретает стальное выражение, а на челюстях заходятся желваки, я вжимаюсь в стул, мысленно готовясь к худшему. Отец открывает рот, чтобы что-то сказать, но Марк опережает его, небрежным движением ладони скидывая тарелку с края стола. Она рассыпается на осколки, а еда разлетается в разные стороны, пачкая ковёр.

– Что ты творишь, мальчишка? – вспыхивает папа, ударяя кулаком по столу. – Я не позволю так вести себя в моём доме! Сейчас же извинись перед матерью!

– Твой дом? Очень спорное заявление, – лицо Коршунова скривляется гримасой враждебной надменности. Нина ахает, а я совсем перестаю понимать, что происходит. – И не смей указывать мне, Ар-ка-дий. Ты для меня никто.