Дом Одиссея

– Моя драгоценная сестра, – откликается Пенелопа, быстро минуя микенцев, как мухи от паука пятящихся с пути женщин, которые движутся к тени корабля, – я бы сказала: «Добро пожаловать на Итаку», – но такую знатную госпожу следует приветствовать со всевозможными почестями, речами и роскошными пиром. А потому приходится спросить: почему я встречаю тебя здесь, в этом обиталище ворон; и зачем было посылать мне это?

Она раскрывает кулак, а там кольцо, которое она сжимала так сильно, что на ладони остался след – бескровное клеймо там, где золото вминалось в плоть. Это кольцо Клитемнестры – само собой, Электра никогда не наденет его, ведь считает его проклятым, но вместе с тем знает, как ценны проклятые вещи.

Едва Пенелопа подходит к Электре, та поступает крайне неожиданно.

Она кидается к старшей родственнице и с внезапной силой, удивляющей даже Пенелопу, сжимает руки царицы Итаки в своих. Она держит их крепко, словно никогда прежде ее ледяная кожа не ощущала прикосновения человеческого тепла, и на мгновение кажется, что она вот-вот обнимет Пенелопу, обхватит обеими руками и прижмется крепко-накрепко, словно сиротка, вцепившаяся в давно потерянную мать. Такой поступок был бы необъяснимым, поразительным. В последний раз, когда Электра так крепко прижималась к какому-то живому существу, кроме своей лошади, ей было семь лет, и мать увозила ее сестру Ифигению к отцу на священный утес над морем, откуда вернулась только мать. С того самого дня она не знала радости семейных объятий, так что, затянись этот момент подольше и будь во мне больше материнских чувств, я бы легонько коснулась ее плеча и велела бы вцепиться в Пенелопу, чтобы порыдать у нее на плече, как любая потерянная душа.