Глубокий рейд

– Все живы? – спрашивает Аким, вставая и проверяя привод на правой «ноге».

– Казак Уманович, – с видимым трудом отвечает его боец, – ранен.

– Что с тобой?

– Бок, кирасу преломило, осколком… кажется… – глубоко дыша, отвечает Уманович.

– Кровотечение?

– Есть мальца…

– Ельнин, – сразу вызывает Саблин казака, который служит в том же отделении, что и Уманович. – Ты цел?

– Так точно, – отвечает казак; он уже всё понял и добавляет: – Уже иду к Умановичу. Отведу его к санитару.

И тут, после почти стихших шумов, один казак хрипло говорит, вернее, почти кричит, словно напоминает братам, словно упрекает их в их спокойствии:

– «Крабы!» Близко уже… – не сразу Аким узнаёт по голосу обычно уравновешенного казака Сапожникова.

Нужно успокоить всех, и урядник отвечает казаку через общий канал:

– Вижу я, работай спокойно…

Он взбирается повыше, выглядывает из окопа и почти сразу через матрицу ПНВ видит серую картину, в которой два механизма, переваливаясь на комьях вырванного гранта, буксуя в оседающей пыли, сваливаясь в ямки, тем не менее ползут в его сторону. А один прямо на него. Барахтаются на неровной после мин и снарядов поверхности, но движутся, с непреклонной волей, присущей машине. Старые «крабы» были намного больше этих. Раза в полтора точно. В тех было больше взрывчатки. Но они были, что ли, «потупее» нынешних, да и попасть в старых труда не составляло. А эти были заметно мельче, но зато они стали проворнее. Они даже научились прятаться в ямках или за камнями, замирать там, выглядывая наружу, оценивая ситуацию, научились менять направление движения.