Русская война. 1854

Ильинский промолчал. Невольно вспомнил, как сам порой ругал Николая за жестокость при решении судьбы декабристов. Но тот казнил всего пятерых, а тут сотни.

– Неужели кто-то сможет забыть, кто именно отправил его семью на эшафот? – голос молодого Лесовского дрогнул.

– Те, кто видел – нет. Но тысячи других людей, что узнают все новости из газет, год за годом читают о жестокости русских варваров, о царе-жандарме, что готов утопить в крови любого, кто мечтает о свободе – вполне. Так что рассчитывать на Австрию не стоит. Более того, тот вооруженный нейтралитет, что у нас сложился сейчас – это уже больше, чем стоило ожидать. Вы бы читали лондонские газеты середины лета, как они там возмущались вероломством Николая, который дал австрийцам зайти в Дунайские княжества и отгородился ими от союзной армии.

– То есть отступление – это победа? – раненый казак резко махнул рукой и застонал от неосторожного движения.

– Это успех, – ответил поручик. Убедительно, как будто знал больше, чем мог сказать. – Мы не довели до большой войны с сотнями тысяч убитых. Войны, в которой врагов было бы в разы больше, и где мы просто не могли победить. Мы отступили, и этот маневр затянул конфликт, заставив наших врагов тратить в разы больше сил и ресурсов. Та же высадка в Крыму. Вы только представьте, сколько будет стоить каждый килограмм еды, что нужно будет сюда возить, каждый снаряд, каждый патрон. Как Кутузов заманивал Наполеона к Москве, так и мы сейчас отступили, чтобы заставить врага действовать на пределе его сил.