Выжига, или Золотое руно судьбы

А то так в расход не пустишь, угрюмо подумал лейтенант, но вслух этого, конечно, не сказал и решил по возможности тянуть время.

– Ладно, – заговорил он примирительно, – ладно, панове. Как на духу говорю: я не шпион, я дезертир, бежал из части.

– Куда ты бежал? – удивился Збигнев. – Тут Польша, Россия в другую сторону.

Мазур отвечал, что Россия ему и не нужна, а бежал он на родину матери, под Краков.

– Е́стэшь пола́кйем?[3] – с превеликим подозрением спросил горбоносый.

– Так, – отвечал Мазур. – Поляк по матери.

Польского толком он, конечно же, не знал, но благодаря тетке мог щегольнуть десятком-другим польских слов. Она, правда, его в этом не поощряла, говорила, что, живя в России, надо говорить по-русски, если не хочешь быть белой вороной. Сама она русский знала отлично, хотя и недолюбливала его, говорила, что это язык хлопский, то есть деревенский. Впрочем, такого мнения она была лишь о новом, советском языке, к дореволюционному языку Пушкина и Толстого никаких претензий не имела.

– Как мать зовут? – спросил Збигнев.