Морана

Сменив отвертку на лезвие, кладоискательница подцепила его кончиком довольно толстый кусок дерева. Заглянула внутрь, довольно улыбнулась, и одну за другой вытащила две жестяных коробки, вернув затем крышку на место.

Щелк!

Переместившись за стол и усевшись в стул-кресло (удобное!), Александра открыла первую раскрашеную коробку с надписью «Коммунарка», и с равнодушным интересом оглядела утрамбованные внутрь пачки купюр достоинством в десять червонцев. Закрыв и отодвинув ее в сторону, полюбопытствовала содержимым второго «банковского хранилища» некогда хранившего в себе английский чай – в котором ныне, как оказалось, товарищ Гендон бережно хранил весь золотой запас своей семьи. Три бумажных «колбаски» с советскими золотыми червонцами «Сеятель», одна с николаевскими еще золотыми пятнадцатирублевыми империалами, и внезапно – сверточек с белыми уральскими червонцами-двенадцатирублевиками из самородной платины.

«Надо же, какие раритеты…»

Сбоку от монет лежала небольшая кучка «изделий из желтого металла» исключительно советского производства: судя по их явно новому виду и не срезанным бирочкам, Самуил Гдальевич просто инвестировал нетрудовые доходы в более надежный металл. Купюры двадцатых-тридцатых годов регулярно меняли на новые, и раз за разом обновлять имевшиеся в «кубышке» крупные суммы означало неизбежно привлечь к себе внимание сотрудников сразу нескольих Наркоматов. Да и обменный курс при замене старых купюр на деньги нового образца был выгоден исключительно государству. А вот золото… Тяжелый и мягкий желтый металл есть-пить не просит, сырости неподвластен, ну и в руках ощущается как-то поприятнее и надежнее раскрашеной казначейской бумаги.