После бури

Теему искал нужное слово, словно папаша, который пытается не материться.

– Зверь, – подсказал Петер.

Теему расхохотался:

– Ты прямо как Рамона.

Петер покачал головой:

– Нет. Просто я старый.

Теему ухмыльнулся:

– Это я и имел в виду! Его-то нам и не хватает. Шестнадцатого номера.

Он мог не называть имени, Петер и так знал. Весь город знал.

"BENJAMIN OVICH, – раздался усталый голос из хрипящего динамика. – BENJAMIN OVICH TO GATE 74”[4]. Беньи, спавшего на лавке, отчасти разбудили звуки его имени, отчасти слезы, от которых щипало разбитое лицо. Он не знал, сколько времени сейчас в Бьорнстаде, не помнил, сколько часов разницы с тем местом, где он находился сейчас, – шесть или восемь, – но подумал, что преимущество ночного пьянства и дневного сна, которые он практиковал в последнее время, в том, что ему не грозит джетлаг. Беньи сел на лавке, и тело пронзила боль.

Как-то Рамона сказала ему, что мозгами он не пользуется, сердце изранил в клочья, а ноги у него слишком упрямые и бесстрашные. Она, конечно, была права, люди в аэропорту обходили лавку со спящим Беньи стороной, но губы и нос у него кровили больше, чем кулаки. По дороге в аэропорт он попал в переделку, где ему стоило сдаться и отступить, но сдаваться он не умел, и вот результат.