После бури

Десять лет спустя Петер сидел в больнице со своей пятнадцатилетней дочерью и шептал: «Что я могу сделать?» – а она отвечала: «Люби меня».

Что бы сказал ему на это психолог? Ничего. Петер и без него знал: он виноват во всем, что происходит с его детьми.

Во всем.

– Мая?

Мая не слышала, она была слишком занята вином, спортом и звуками шайбы, раздававшимися внутри и снаружи. «Мы медведи, – ухмыльнулась она самой себе, спьяну не замечая, что скандирует вслух: «Мы медвееееди из Бьоооорнстада…» Она вспомнила, как мама повторяла: «У нас полгода – город хоккеистов, которые злоупотребляют алкоголем, а полгода – город алкоголиков, которые злоупотребляют хоккеем». Сейчас Мае остро не хватало и мамы, и города. Во всяком случае, тех, какими они были до того, как все случилось. Теперь все по-другому.

Мая вспоминала, как летом приехала погостить в Бьорнстад и ей на глаза попалась брошюра, напечатанная Фраком, папиным другом детства, чтобы привлечь в клуб новых спонсоров. Она валялась на полу в супермаркете, то ли выроненная, то ли выброшенная. Мая прочитала название несколько раз: «Вложись в “Бьорнстад-Хоккей”, не ошибешься!» Внутри был портрет папы, а рядом – маленькой девочки из детской команды, явно вырезанный из общей фотографии. Мая не сказала отцу, что видела брошюру, но идею поняла сразу. «Бьорнстад» теперь презентуется как клуб этой девочки: раздобыв деньги, он вдруг стал самым продвинутым в плане социального равенства спортивным объединением страны. Мая собиралась пробыть в Бьорнстаде еще пару дней, но выкинула брошюру, поменяла билеты и уехала на следующее утро.