Весенние расследования

Кроме того, ее муж ничего не замечал. Он никогда и ничего не замечал, и это раздражало ее ужасно.

Он приезжал с работы, сдирал с шеи очередной итальянский галстук, по дороге в ванную оставлял на креслах и стульях последовательно пиджак, рубашку и брюки, напяливал майку и джинсы, протертые на коленях до дыр, и весь вечер таскал Ванечку на руках, делал ему «козу», громким голосом декламировал глупые стихи, фальшиво пел глупые песни, потряхивал, подбрасывал, пощекотывал и заливался идиотским отцовским смехом, когда Ванечка пускал на него слюни. Поэтому Ванечка сказал «папа» примерно на год раньше, чем «мама», а Груня только и делала, что выслушивала лекции близких и дальних о том, что отец портит ребенка и в конце концов испортит окончательно.

Испортить ребенка окончательно Максу не удалось. Они развелись.

Груня была уверена, что Макс и в этом случае ничего не заметит, и ошиблась. Она была уверена, что, если пообещает ему беспрепятственные свидания с сыном, Макс нисколько не огорчится, даже, пожалуй, обрадуется – больше не придется жить с женой, которая постоянно и упорно ему изменяет, кидается к телефону, уходит с ним – с телефоном то есть – в ванную, а выходит оттуда все с тем же телефоном и красными от слез и «чувств-с» глазами. В конце концов, ни один мужчина, даже такой «равнодушный», как Груня определила для себя Максову сущность, долго терпеть вряд ли сможет.