Тайны и ложь

– Ты подписывала какие-нибудь бумаги, не глядя?

Я прикрыла глаза рукой. Мирон быстро сделал выводы.

– Понятно. У него была твоя подпись. Или доверенность? Я не помню точно. У меня тоже острая аллергия на бумажки и юридический язык. Степа уверял, что все уладил. Я думал, вторая половина остается у тебя.

– А на деле оказалось, что такую же дарственную он оформил Наташе и детям. Потрясающе.

– Очень похоже на то.

Мирон взял чашку и запил очередной укус бутерброда. Как будто мы обсуждали не дело всей моей жизни, а какую-нибудь дурацкую вазу или диван.

Я окончательно вышла из себя. Взяла паузу, чтобы успокоиться, но наглый Мирон с чашечкой чая из моего любимого сервиза похерил медитацию.

– Мне жаль, Крис, – сказал он без капли сочувствия в голосе.

– В жопу свою жалость засунь. Вместе с доверенностями и дарственными. И проваливай из моего дома.

Я встала и указала пальцем на дверь, притопнула ногой.

– Хотя бы отсюда я могу выгнать и тебя, и ее. Спасибо Степану, мать его, Борисовичу за щедрость.