Двоюродная жизнь

Вот, собственно, и всё.

Нет, не всё.

Когда Мише было уже слегка за шестьдесят, поздним летом, когда его жена и дочь с мужем были на даче, снова раздался звонок в дверь. Точнее, не в дверь, а в домофон.

Это была Лина Дадашева.

Усевшись, как сорок лет назад, на стуле перед диваном и натянув суконную юбку на колени, она сказала, что умоляет Мишу простить ее. Ей это нужно. Зачем, почему? Потому что Мастер сказал: ворота в высшие градусы духовного посвящения открываются только тем, кто прощен теми, перед кем… ну, в общем, ясно.

– Какая хрень! – сказал Миша. – Тебе не стыдно? Взрослая женщина, с высшим образованием…

Лина заплакала, громко и, кажется, искренне.

Миша вдруг почувствовал себя сильным, дерзким и наглым. Как она тогда.

– Давай я лучше чайник поставлю, – сказал он. – Попьешь чайку, и иди, откуда пришла.

– Что, что я должна сделать, чтоб ты меня простил? – она заплакала еще громче.

– Вернуть мне эти два года. Годы подлейших унижений. Забрать назад все это лицемерие и издевательство и отдать мне мое молодое влюбленное счастье.