Ломаные линии судьбы

Вот и Аглая «посибел», что бы там ни верещал её внутренний голос.

– Эй! – позвала Глаша, эдак осторожненько, одним пальчиком за боковину, приоткрывая дверь чуть пошире. – Виктор Юрьевич, вы там живы?

И прислушалась. Тишина. Такая странная, напряжённая тишина, реальный саспенс… Нет, не совсем тишина, какие-то еле различимые звуки всё-таки слышно: не то стон, не то сип-хрип какой…

– Ладно, – оповестила Глаша, – я вхожу.

Ну и вошла, и осторожно-медленно двинулась вперёд, ориентируясь на еле слышный звук. Далеко не ушла: на полу, сразу за дверью в большую, стильно обставленную гостиную, расположенной напротив входной, лежал хозяин квартиры в какой-то изодранной, изорванной клоками рубахе, без одного утерянного где-то рукава, с ног до головы залитый и перепачканный кровью. И светлый палас под ним пропитывался кровью, словно невидимый художник обвёл контур его тела алым маркером.

– Ёжики шипастые! – высказалась в сердцах Аглая и, шагнув вперёд, присела рядом с телом.

Или пока ещё человеком?

Она наклонилась, чтобы пощупать пульс. По обонянию и нервам, словно кувалдой, ударило застарелым запахом спиртного, тем, который въедается в кожу, в поры, волосы и все внутренности после многодневного накачивания алкоголем, а ещё запахом рвоты и… слишком хорошо памятным ей и знакомым резким, приторным, железистым запахом сырой крови.