Дело побежденного бронтозавра

На этот вопрос можно было дать множество разных ответов – и ни один из них не был бы правдой. В России эту правду знал один только Константин Петрович и еще, пожалуй, японский консул. Сегодня, впрочем, неожиданно выяснилось, что в японский секрет посвящены и некоторые русские подданные.

Вообще-то Камакура-сенсей никогда не входил к себе в квартиру, не приняв предварительных мер предосторожности, но в этот раз вышло иначе. Его обуревало вполне понятное возбуждение и даже восторг: сегодня он должен был стать счастливым мужем.

Вероятно, именно поэтому он утратил привычную осмотрительность и, миновав входные двери, немедленно направился в кабинет, на ходу скинув ботинки. Кабинет этот, как и следовало ожидать, был обставлен не в европейском, а в японском духе. Тут даже не было книжного шкафа – все необходимые книги умещались на одной небольшой полке, повешенной на стену. При этом, однако, имелся большой письменный стол, где располагались четыре драгоценности ученого кабинета: бумага, тушечница, тушь и кисти. В дальнем углу лежали свернутые свитки с каллиграфией – Камакура считал себя недурным художником. Не Хо́кусай, разумеется, и не Хиро́сигэ, но учитель говорил ему, что если бы он занялся каллиграфией по-настоящему, то вполне мог бы приблизиться, ну, скажем, к То́миоке Тэ́ссаю. В глубине души Камакура-сенсей надеялся когда-нибудь, ближе к старости, оставить дела и вернуться к своим штудиям; пока же бумага, кисть, тушечница и тушь простаивали без дела.