Ноа

– Какой еще вины?

Алик вздернул плечи и замолчал.

– Какой еще вины? – повторил Витя.

– Когда вы с родителями поехали на рынок, я должен был сидеть на твоем месте, ты же всегда предпочитал сидеть за мамой. Если бы я не надулся и не остался дома, пули достались бы мне. Тебе нужна правда? Я не хочу умереть, никогда не хотел, но иногда жить мне тоже не хотелось.

На несколько секунд между ними повисло молчание.

– Ты что-то хотел у меня спросить? – заговорил Витя.

– Зачем ты это делаешь, зачем так отчаянно хватаешься за безнадежные дела? Вытащить оппозиционера из белорусской тюрьмы? Ну правда, Витя, ты думаешь, мир от этого изменится? И вообще каким боком это нас касается?

– У нас дома, каждый раз, когда я проезжаю мимо зеркала, я вижу себя таким, какой я есть, но, когда я сижу за компом, когда мы грабим тех, кто из алчности погубил десятки тысяч человек, когда раздаем награбленное их жертвам, я знаю, каким хочу быть. А когда мы боремся за свободу других, я сам чувствую себя свободным.

Алик смерил брата долгим взглядом, и тот невольно улыбнулся.